воскресенье, 24 марта 2013 г.

Сердце (реалистическая сказка)

- Сердце! Продается сердце! - кричал надрывным охрипшим голосом человек в старом потертом пальто. Его низко посаженные, серо-голубые, но уже выцветшие глаза устало и сосредоточенно выглядывали исподлобья. Щетина на пожелтевшем лице сочеталась с грязными всклокоченными волосами. На Старом Арбате стояла апрельская весна, когда кое-где еще виднелись комки грязного нерастаявшего снега, а улицы пронизывал теплый солнечный свет. Выходной. Прохожие неспешно прогуливались вдоль верениц фонарей. Многие из них слишком привыкли к тому, что на улицах Москвы часто встречались самые странные и необыкновенные личности, и поэтому не обращали на кричавшего никакого внимания. А те, кто все-таки замечал его, всё равно проходили мимо. Во-первых, они были чересчур увлечены своими неотложными делами, чтобы выяснять, каким образом этот человек пытается продать чье-то сердце. Другие считали его пьяным. Третьи думали, что слова "продается сердце" - еще один слоган какой-нибудь изощренной коммерции. Но ни одно из этих объяснений не соответствовало действительности.

В выцветших глазах пронеслось отчаяние. Он засунул руки в карманы своего пальто и, резко развернувшись на одной ноге в другую сторону, зашагал по Арбату. Издалека можно было видеть, как как через несколько минут он дёрнул за коричневую ручку стеклянную дверь Макдональдса. Оказавшись внутри, он, не останавливаясь у длинных очередей к кассам, быстро поднялся по лестнице на второй этаж. Направился к черному дивану у окна, где, обхватив худые колени руками, сидела бледная девушка. Длинные, чуть спутавшиеся русые волосы рассыпались по плечам. Джинсы, белый шерстяной свитер и серебряная подвеска совсем не сочетались с бедной и потрепанной одеждой подошедшего к ней человека. Остекленевшие глаза смотрели в пустоту, как будто видели только то, что рисует перед ними воспалённое воображение. Если бы не неестественная бледность, она даже могла бы показаться красивой.
- Получилось?.. - тихо спросила она. Так тихо, что он не расслышал её слов, но по движению губ догадался об их смысле. Ему сложно было ответить ей - в её взгляде светилась тихая, робкая мольба. "Ответь да", - как будто говорил её взгляд, в котором мелькнула тень надежды. Но по его молчанию, по рукам, которые он тутже машинально засунул в карманы, она поняла - неудача. Снова неудача. Голова опустилась на колени, лицо скрыли длинные волосы, плечи беззвучно затряслись. Его мучило это живое олицетворение безысходности. Он вышел, сказав самому себе, что будет пытаться до последнего. Пока за ним не приедет разъяренная милиция.
- Сердце! Продается сердце! - снова разнеслось по Арбату. 
***
А в это время по улицам Москвы, ничем не выделяясь среди остальных таких же прохожих, шествовала длинная вытянутая фигура, лицо которой обволакивал дым сигареты. Именно шествовала - его голова была слишком гордо поднята, глаза сквозь очки смотрели слишком упрямо и исключительно перед собой. Он как всегда опаздывал и поэтому шел, не торопясь, - бывают такой тип людей, которые знают, что, насколько бы они ни опоздали, их никогда в этом не упрекнут и всё равно будут ждать.
По привычке он решил пройти через Старый Арбат. Как всегда - картины на каждом шагу, из глубины улицы доносились звуки музыки, но что-то разрывало эту музыку на части... Он вслушался. "Сердце, продаётся сердце!" - разобрал он охрипший, надтреснутый голос. Его блуждающий взгляд остановился на человеке в поношенном пальто. Жалкое зрелище. Он уже хотел так же равнодушно пройти мимо, как и миллионы предыдущих прохожих, но выцветшие глаза встретились с его глазами. И он вдруг понял, почувствовал своим проверенным журналистским чутьем, что здесь скрывается нечто большее, чем оригинальный способ попрошайничества. Его лицо искривила надменная, живая улыбка, которая возникала на его губах только тогда, когда его что-то чрезвычайно заинтересовывало.
- И сколько же стоит это сердце?
Плечи в старом пальто неестественно передернулись, как будто их ударило электрическим током. Он с трудом смог выговорить:
- Пойдемте. Вы увидите.
Надменная улыбка всё ещё не сходила с лица, во взгляде из-под квадратных очков сверкнул ещё больший интерес. Забыв о своих неотложных делах, он направился за незнакомцем.
Когда они зашли в вышеупомянутый Макдональдс, он был разочарован банальностью ситуации, увидев бледную красивую девушку. Ему не хотелось выслушивать очередную мелодраматическую историю о том, как ее, бедную-несчастную, бросил парень, а потом она поссорилась с родителями и сбежала из дома. Попахивало мыльной оперой. Серия 311. Но он уже пришел сюда - и надо было довести дело до конца.
- Расскажи ему, - услышал он рядом с собой голос незнакомца.
Белая статуя шевельнулась. Её большие наивные глаза с длинными ресницами в упор уставились на него.
- Сядьте,  - наконец выговорила она.
Он сел, не снимая пальто. Её рука сразу же потонула в бездонной сумке и выудила оттуда файл с толстой стопкой бумаги... На первой странице, по центру, большими буквами, было написано - "Сердце".
- Хотите купить её? - она протянула ему рукопись. Так вот, значит, как. Всё хотя бы не так банально, как он ожидал. Он быстро пробежал глазами первую страницу - текст показался ему очень знакомым.
- Это ты писала? А почему бы тебе не отнести её в печать вместо того, чтобы продать первому попавшегося?
На этот раз её лицо исказила нервная болезненная улыбка. Она заговорила быстро и монотонно, как будто боясь, что не сможет договорить до конца и её голос сорвётся на половине:
- Я уже отдавала это в печать. Несколько раз. Роман не приняли ни в одном издательстве, а потом я увидела его в магазине, опубликованный под чужим именем... Я позвонила в издательство - это ничего не дало. Мне не удалось вернуть свои авторские права. Прибавьте к этому мелкие неприятности, разочарование в себе и в личной жизни, и вы поймёте, почему я хочу покончить со всем этим и уехать в другой город. Но я вынуждена экономить и мне нужны лишние деньги на билеты, поэтому... - это всё-таки произошло. Её голос оборвался.
- Поэтому ты хочешь продать свою рукопись и избавиться от нее, чтобы ничего не напоминало тебе о твоём прошлом.
- Да. Да.
- Ты только представь, - он поднялся и театрально вскинул руки, - в газете, на первой полосе: "Проданное сердце. Наш корреспондент расскажет, как купить разбитое сердце по низкой цене!" Тираж - миллион экземпляров, очереди у газетных киосков...
- Делайте, что хотите. Хоть фильмы снимайте по моей истории. Только купите.
- И какова цена? - насмешливо спросил он, всё ещё стоя.
- Назначьте её сами.
- Это становится ещё интереснее... 700?
Молчание.
- Хорошо. Ты хочешь больше! - весело сказал он, всё больше воодушевляясь. - Тысяча? Две? Десять?
"Ему бы в актёрский, - мелькнуло у неё в голове. - Хотя нет - слишком наигранно".
- Тысячи будет достаточно. Но по 500. 
- По 500?.. Ах, да, как же я мог это не учесть. Ты обещала деньги этому... Пиарщику. Иначе он бы не согласился тебе помочь.
"Пиарщик", который всё это время тихо сидел в стороне, поднялся на стул. Его грубая рука сжалась в кулак.
Но у неё в руках уже было по 500 рублей, другие 500 она протягивала ему. Он взял деньги и отвернулся. Всё это время вытянутый человек не спускал с них своего насмешливо-любопытного взгляда.
- Нет! - воскликнул он неожиданно для самого себя. - Это всё-таки сердце! Эта цена не подойдет...
Он опустил голову, чтобы снова найти в портфеле кошелёк. А когда достал его и поднял глаза, то обнаружил, что рядом с ними уже больше никого не было. Странно, ведь он даже не заметил, как они ушли. Только теперь он взглянул на часы... "Чёрт возьми!" - вырвалось у него. На этот раз он опоздал тако, как не опаздывал никогда.
***
Он пытался найти в своём аккуратном черном портфеле ручку, когда наткнулся на рукопись, о которой совсем забыл за эти несколько дней, забегавшись по своим делам. Машинально он начал перечитывать текст... Такой знакомый, очень знакомый. И тут он вспомнил - так бывает, когда вспоминаешь про подогреваемые котлеты на кухне, почувствовав запах горелого. Его издательство было одним из тех, в которых она пыталась опубликовать свой роман. Какая-то девушка приходила к нему в издательство и приносила этот роман. На диске. Вечная проблема: он всегда помнил текст, но никогда не помнил самого человека. Тогда он по диагонали прочитал только первую страницу - но там было столько дотошной для него лирики, что ему не захотелось читать дальше. Он отбросил диск куда-то в глубь стола и благополучно о нём забыл. 

Теперь он решил дочитать рукопись до конца. Вторая, третья страница - слова всё больше пронизывали его насквозь, образы окружали, и постепенно он начал понимать, что за напускной лирикой скрывается глубина... Плавая в безбрежно океане, он наткнулся на айсберг. Он не заметил его так же, как капитан "Титаника" - и совершил непростительную для издателя ошибку. Карандашом, на полях, он стал делать коротенькие заметки. Ему хотелось сделать этот роман максимально близким к идеальному, ведь только теперь он почувствовал в нем силу. Глаза вдумчиво бегали по строчкам, а пометок на полях было не так уж много. Совершенно забыв о времени, он провел за этим занятием всю ночь и опомнился только со звоном будильника в 7 утра. Сгрёб разбросанные листы бумаги и положил в портфель, а через час вышел из дома - в издательство.

Когда он зашёл в свой кабинет, светлый из-за больших окон на каждой стене, с письменным столом в центре, на котором виднелись разбросанные листы бумаги, не убранная кружка с выпитым чаем и окурки сигарет на клавиатуре, он достал из него все вставленные ящики и стал лихорадочно рыться в их содержимом. И так увлёкся поисками забытого диска, что не заметил, как в кабинет вошел один из редакторов, перед которым открылась довольно странная картина: главный редактор стоял на коленях, окружённый ящиками и разбросанными вещами, а его склоненная голова тонула под столом.
- С тобой все в порядке, дружище?
Руки застыли, держа очередной ненужный диск, взгляд из-под очков пронзил насквозь вошедшего.
- Я решил убраться.
- Оно видно...
Но руки стали снова рыться в ящиках, и говоривший, с недоумением осознав, что с ним не особо хотят разговаривать, вышел.

Он уже по второму кругу перебирал вещи в ящиках, перерыл все бумаги на столе, но так ничего и не нашёл. Только на диске могло быть имя и фамилия той, чью рукопись он прочитал вчера на одном дыхании, проклиная себя за упущение такой выгодной публикации. Но диска нигде не было - как будто он исчез, растворившись в воздухе, как исчезла в тот памятный вечер его обладательница.
Главный редактор обессиленно опустился на стул. Теперь в вперемешку с досадой на себя в его воспалённых мыслях мелькнуло сочувствие. Да, в его прокуренной насквозь душе, в которой, как могло показаться с первого взгляда, не осталось ничего, кроме дыма сигарет, еще теплился огонёк светлой, но всё реже вспыхивавшей доброты. Он слишком рано осознал, что лицемерам проще добиваться самых недосягаемых высот - и с этого момента, незаметно для самого себя, стал губить в своей душе доброту. Подавлять порывы любого сочувствия. Сострадания. Он жил сегодняшним днём, всегда добивался своего и не любил задумываться о прошедшем. Его даже сложно было назвать лицемером в полном смысле этого слова - скорее у него просто не хватало времени думать о других.
Но то ли на него так подействовал одновременно уверенный и дрожащий голос девушки в виде белого изваяния, то ли её талант был слишком очевиден, в этот раз он не смог угасить вспыхнувший в нем огонек доброты. Где она теперь? Что с ней? Смогла ли она начать новую жизнь или (об этом он старался не думать) бросилась под первую встречную машину? Наверняка не только непризнание её таланта, но что-то ещё, гораздо более глубокое, поставило её в такое отчаянное, безысходное положение. А он, вместо того, чтобы попытаться по-настоящему ей помочь или хотя бы её выслушать, стал насмешливо с ней торговаться... Он схватился руками за голову и тутже упрекнул себя в излишней театральности. Выпрямился и уставился в большое окно. В этот же вечер он должен снова прийти на Арбат и всё-таки попробовать её найти.
***
По улицам Москвы шёл длинный, вытянутый человек. Его лицо скрывалось за облаком сигаретного дыма. В его чёрном портфеле лежала рукопись с его собственными поправками - он постоянно забывал её выложить. К тому же теперь было совершенно непонятно, что делать с ней дальше. Надо бы вернуть эту рукопись обладательнице, спросить её имя, телефон, сказать, чтобы она пришла к нему в издательство - и тогда он это опубликует... Но сколько бы он ни вглядывался в лица прохожих, сколько ни приходил в тот же самый Макдональдс в то же самое время - все поиски были безрезультатны. Эта девушка из уже успевшего стать далёким прошлого как будто действительно продала ему своё сердце. В этой рукописи жила частичка её души, которая теперь никогда его не покидала. При всём своём отвращении к лирике и романтизму он вынужден был это признать.

Было поздно, он решил пройти через Арбат. Уже завернул, уже ступил на вымощенный камнями асфальт. И застыл на месте, напряженно вглядываясь в освещенную темноту.
Вечерний Арбат обманчив. Он манит к себе, притягивает взгляд длинной вереницей убегающих вдаль фонарей... Но они, как и всё вокруг, кажутся только миражом, зыбкой картинкой, навеянной воображением. Всё как будто только кажется, и ничего нельзя знать наверняка. Но обманчиво лишь то, что видишь, а не то, что чувствуешь. Поэтому, медленно сливаясь с сумерками вечернего Арбата, не зная, сможет ли он на этот раз отыскать здесь правду, одно он знал наверняка: он уже никогда не будет прежним. 

4 комментария:

  1. очень хорошо! некоторые фразы хочется записать себе в "цитаты")

    ОтветитьУдалить
  2. Здорово.
    Очень здорово.
    И печально.

    ОтветитьУдалить
  3. Очень тронуло.
    После прочтения в душе всё равно остаётся надежда на лучшее.

    ОтветитьУдалить