9 глава

IX.

Она сидела на ступеньках какого-то подъезда, обхватив руками колени. В лицо ей светило яркое летнее солнце, которого она не видела. На детской площадке напротив весело копошились дети, мимо проходили озабоченные своими делами прохожие, а за пределами дворика гудели машины.

Пожалуй, самым последним делом было сидеть вот так и смотреть вдаль остекленевшими глазами, когда вокруг движется и вертится мир, и не замечать его движения. Казалось, что оно попросту больше не существует.

Когда теряешь близкого человека, то впервые полностью осознаёшь значение самого страшного, наверное, слова: никогда. И Галя безуспешно пыталась свыкнуться с его новым, внезапно отрывшимся значением. Но каждая попытка вводила её только в большее отчаяние. Казалось, она шарила руками в кромешной темноте и никак не могла наткнуться хотя бы на самый жалкий фонарик.

Больше всего она боялась вернуться в общежитие и пройти мимо опустевшей каморки рядом с входной дверью, где ещё несколько часов назад так приветливо кипел чайник.  Ей хотелось целую вечность просидеть здесь, на этих ступеньках, чтобы время застыло, а действительность перестала мучить.

Но уже смеркалось, прохожие начали с любопытством на неё поглядывать, и пора было наконец-то встать и хотя бы куда-нибудь пойти. Галя поднялась и побрела по погружающимся в сумрак улицам. Через несколько минут она наткнулась на двери какого-то бара и решила зайти внутрь. В зале раздавалась громкая кричащая музыка, толпа людей в центре переступала с ноги на ногу и трясла руками, пытаясь изобразить что-то вроде танца. Несколько человек сидели за круглыми столиками, уныло попивая вино из бокала и делая вид, будто им тоже, как и тем, танцующим, безумно весело. Галя почувствовала, что её сейчас стошнит прямо на этот чёрный блестящий пол. Подавив желание немедленно уйти, она протиснулась сквозь толпу к небольшому пыльному фортепиано в самом дальнем углу зала и начала тихо наигрывать грустную мелодию, внезапно пришедшую ей в голову…

Она не заметила, как вокруг неё собралось несколько слушателей, и поэтому вздрогнула, когда, взяв заключительный аккорд, вдруг услышала у себя за спиной чей-то голос: «Вам никто не говорил, что вы очень талантливы?»

Одет по последней моде. Высокий, с идеально уложенными волосами. Наручные часы, заманчиво поблёскивающие золотым циферблатом. Улыбка в 32 зуба. Одним словом, идеал любой женщины.

- Молчите. Значит, не говорили. И давно вы прячетесь от назойливой публики за такими вот забытыми, расстроенными роялями?

Галя снова промолчала. Меньше всего ей сейчас хотелось разговаривать с такими, как он. Но он был не из тех, кто сразу признаёт бесполезность своих реплик и уходит, не получив желаемого.

- И, конечно же, как большинство талантливых людей, вы не особенно сговорчивы. Но у меня есть для вас одно выгодное предложение. Надеюсь, вы согласитесь пройти со мной воон за тот столик и выслушать его?

Она кивнула (а что ей оставалось делать?..) и отправилась за незнакомцем. Он услужливо отодвинул для неё стул, вежливо осведомился, хочет ли она что-нибудь заказать, затем подозвал небрежным жестом официанта и попросил у него два экспрессо, кинула мимолётный взгляд на свои знатные часы и, видимо, решив, будто сделал всё, что следует делать в подобных случаях, наконец заговорил:

- Прошу прощения, что сразу не представился. Георгий, продюсер.

- Галя.

- Что ж, Галя, вижу, вы не собираетесь рассказывать мне всю свою музыкальную биографию. Да и не нужно. Я слышал, как вы играли, и мне этого достаточно. Какая разница, есть у вас какой-то там диплом или нет… Поэтому, с вашего позволения, я сразу перехожу к делу.

Как я уже сказал, я – продюсер. И моя задача – выводить на сцену самородки вроде вас. Зажигать ваше будущее огнём славы и заставлять вас творить для кого-то, кроме себя самих. Музыка – а я имею в виду истинную, прекрасную музыку – сейчас утратила свою былую значимость. И я собираюсь возродить её. А для этого мне нужны такие, как вы. Недавно у меня появилась уникальная возможность: устроить своим лучшим ученикам гастроли по всей Европе. Представьте: сегодня вы играете в самом отдалённом углу какого-то малоизвестного бара, а завтра о вас узнает весь мир. Вы потеряете всё, если откажетесь.

Говоривший оскалил зубы в своей самодовольной, широченной улыбке и с чувством полного удовлетворения своей речью откинулся на спинку стула.

Галя же слушала этот монолог с устало-равнодушным выражением лица, заранее зная, что в любом случае откажется от так называемого «выгодного предложения». И если бы оратор был хоть чуточку понаблюдательнее, то наверняка предвидел бы её ответ:

- Простите, но я вынуждена отказаться. У меня нет ни сил, ни желания шататься по всей Европе и учиться «творить для кого-то, кроме самой себя». Сожалею, что вы зря потратили на меня время. А теперь мне пора идти.

- Постойте. Вот, - и он выудил что-то из своего холёного кожаного портмоне и протянул ей, - моя визитная карточка. Звоните, если передумаете.

Галя вышла на улицу, и её тутже ослепило всходящее солнце. Она постояла так некоторое время, слегка прикрыв глаза и вдыхая особый воздух раннего утра… Внезапно у неё в голове мелькнула вроде бы простая, ничего не значащая мысль: сегодня среда. А вчера был вторник. А вторник – рабочий день. Но на работе её вчера не было.

***

Гале никогда не нравился кабинет директора этого кафе. Больше всего её раздражала чересчур яркая лампочка на потолке (в кабинете не было ни одного окна, и поэтому электрический свет здесь горел целыми сутками). И серые, даже слишком серые стены, чем-то напоминавшие самого директора, такого же угрюмого и нелюдимого. За всё время он ни разу не удосужился хотя бы поздороваться с кем-нибудь из своих сотрудников.

- Ну что, Розанова, рассказывай, где тебя вчера черти носили.

- Умер… Очень близкий для мне человек, и я…

- Так-так, это что-то новенькое. Я ожидал услышать басню о нечеловеческой боли или о том, как ты сломала ногу по дороге на работу. Но даже это было бы правдоподобнее. Помимо того, что ты отлыниваешь от работы и подсаживаешься к посетителям за столики, ты ещё и врать не умеешь. Ты уволена, Розанова.

- Но поймите…

- Всё-всё-всё. Не хочу ничего слышать. Иди, гуляй.

Можно было попробовать отстоять свои права. Закатить скандал, надавить на жалость, в конце концов. Но любые сцены закатываются лишь с желанием показать себя и подчеркнуть свою воображаемую значимость. И никто не задумывается о том, что это бесполезно и в сущности не нужно даже им самим.

Поэтому Галя тихо вышла из кафе, села на какую-то скамейку неподалёку и впервые за долгое время задумалась об обычных бытовых проблемах. Денег, полученных за месяц, хватит ненадолго. А ей нужно купить квартиру: в общежитии после всего случившегося просто невозможно находиться. Но денег нет и работы тоже.

Она вздохнула, достала из кармана уже помявшуюся визитную карточку и набрала напечатанный на ней маленькими чёрными цифрами номер.